Аветик Исаакян - Последняя весна Саади
Была весна. Одна из тех бессчетных весен, которые украшают землю и которую в сотый раз встречал поэт счастья и грусти Саади. Ранним утром Саади спустился в сад, цветущий на берегу реки Рокнабад, чтобы вновь услышать пение соловьев и увидеть чудо весны. Взглянул он на ширазскую долину... Окутанная благоуханной белой дымкой, она была погружена в легкий утренний сон. “Как юная дева улыбается ласкающему ее возлюбленному, так роза раскрывает свои уста утреннему ветерку”. Очень постарел Саади, но его мечтательная душа видела все дивные краски мира, слышала мелодии и тишину неведомых сфер. Он не расставался с волшебным духом поэзии - птицей Змрухт, свившей свое вечное гнездо на вершине горы Каф, среди звезд... Пели сереброгрудые соловьи свои чарующие рубайаты, зажженные пламенем любви, - и песня отзывалась в душе Саади. Девственный нежный ветерок нашептывал розам признания от влюбленных, и душа Саади читала эти признания... “Мир полон гармонических созвучий. Любящее сердце всегда слышит мир, трепещущий от нескончаемого любовного опьянения”, - вспомнил Саади свои давние слова. Внимая пенью соловьев, склонив седую голову к кусту распустившихся красных роз, Саади погрузился в раздумья и словно во сне увидел в душе своей весь мир - прекраснейший сон. Увидел мирные реки Индии, усеянные священными лотосами... И увидел в раззолоченных чертогах Дели гордо прогуливающихся дев с красными цветами в черных, как ночь, волосах. Увидел объятые вихрями степи Турана и бесстрашно вторгающихся в вихревые бури неукротимых разбойников с мечами-молниями. Увидел он пустыню, опаленную солнцем, и стремительных всадников-бедуинов, мчащихся в погоне за львами... И бесконечные караваны благоговейных паломников, приклонявших колени с песнями и молитвами перед вратами Мекки. И древние чудеса страны Мсыр, и всплеск хрустальных волн голубых морей. И томных дев Дамаска с лунными телами, чьи тонкие и нежные руки, подобно ожерелью, обвивали некогда шею молодого Саади... И вздохнул Саади, открыв глаза: “Увы, сто лет жизни прошли, словно сновидение, растаяли в одно мгновение, потому что вы всегда были со мной, соловьи и розы, и вы, сестры роз, - божественно-прекрасные девушки...” Из-за небесных садов, переливающихся разноцветными огнями, вышло солнце, и в его лучах засверкал каждый листик и росток, каждый камушек и комочек земли, ибо ночь посыпала их бриллиантовой пылью. Смотрел Саади изумленным взором на голубой свод неба, с парящими в золоте зари птицами. “Да, мир - это чудо, сказка, прекрасная и бесконечно удивительная. И каждый день смотрю я на мир, и каждый день удивляюсь, словно вижу его впервые: мир - повседневный и вечно прекрасный, древний и вечно новый, неизменно влекущий к себе...” И вновь смотрел Саади на мир, на эту многообразную и полную чудес игру природы, и взгляд его упал на двух горлиц, которые, нежно щебеча, разгуливали на своих красных лапках по зеленым лугам. И снова сказал он про себя: “Зачарован мир, и все в нем околдовано чудесной палочкой невидимой волшебницы, и все в нем сказочно преображено. Мир движется, разрушается, теряет сдои прежние формы, но что это за сила, которая вновь воссоздает его - и взору нашему открывается это чудо, эта сказка? Что побуждает изжаждавшуюся лань взбираться по отвесным утесам, разбивая о камни рога, оглашая чащи своим вожделенным ревом? Что побуждает розу разорвать свою изумрудную броню и источать нежное благоухание? Что побуждает человека возникнуть из небытия, обрести форму и душу, гореть в огне желаний и никогда не хотеть смерти? О любовь, это ты - неодолимое побуждение, ты - сладостное насилие, я давно знаю тебя. Но я так и не понял твоей сути и твоего смысла...” И своей ясновидящей душой почувствовал Саади, что это - последняя весна в его жизни. Последняя весна. Калитка сада отворилась. В одеждах из белого тюля, колышущихся от ветерка, вошла Назиат, ширазская возлюбленная Саади, которая всегда приходила навещать старого поэта. Напоенные вином губы Назиат, свет и пламя ее обнаженных плеч много раз озаряли бессонные ночи Саади. Саади любил Назнат со всем пылом своего нестареющего сердца, и золотыми буквами начертал ее образ в бессмертном “Гулистане”. Назиат с букетом роз в руках подошла к поэту. - Отчего ты грустен, ты - самый счастливый из всех смертных? Отчего? Саади молчал. - Я люблю твою грусть, о Саади. Твоя грусть - мудра, и ты ведь сам сказал своим божественным языком, что жемчуг рождается из раны, а ладан нежно благоухает, сгорая... Саади с поблекшей улыбкой на устах взглянул на Назиат. - Посмотри, я принесла тебе розы, бархатистые розы из моего сада. И поднесла старцу розы, и светящимися своими пальцами разгладила мрачный лоб поэта. - Подаренные тобой розы, о дочь рая, всегда были самыми дивными розами в мире, и никогда не увядали. -Да, Саади, - сказала Назиат и прочла своим серебряным голосом давние стихи поэта: “Для чего, вдыхая запах розы, думать о тленности ее красоты? Храни в памяти ее аромат, и тогда легко забудешь, что роза давно увяла”. И пахнущие мечтами волосы Назиат ласково коснулись лица Саади. И когда Саади своими дрожащими пальцами погладил навевающие мечты волосы Назиат, какая-то птица взмахнула над ним прохладными радужными крыльями - то были чудесные крылья птицы Змрухт. И посмотрел Саади на раскинувшийся перед ним мир-сказку, на чудо-деву со светящейся улыбкой, и капля горячей слезы прожгла его старое сердце... Взяв маленькую руку Назиат, поцеловал он ее, положил на свое плачущее сердце и сказал: - Своими пальцами, подобными лилии, напиши на последней странице “Гулистана” мои последние слова: “Рождаемся невольно, живем удивляясь, умираем тоскуя...” 1923 г.
