Сергей Саканский "Пелевин и весна" / Статьи / Виктор Пелевин

«Далеко в горах Гвалдранапапа, в глубокой пещере Дваргналалупа, в расщелине среди скользких сталагмитов, Пелевин. «Дождь Ментесомы» 1 Весна продвигалась на север медленно, всюду разбрасывая свои цветы. Путь ее был извилист и неисповедим: выбросив в Ростове все тмутараканские розы, она круто свернула на запад и прошлась по берегу моря, оставляя в каждом городе по горсти ростовских тюльпанов; в Харькове все тюльпаны вышли, и она украсила себя местными нарциссами, которые уже завяли в Курске, где венки и браслеты пришлось сплести из одуванчиков. Под Тулой у нее кончилась трава. На входе в Москву не осталось и цветов, кроме тех, что были вышиты на шмотках; она нашла единственный, едва распустившийся мак — на обочине кольцевой дороги, в пыли… Весна съела его, чувствуя себя совсем больной: так кошка бежит в степь, чтобы найти какой-нибудь лечебный росток. Интуиция оказалась права: болезнь отступила на несколько часов, дав возможность своему носителю осмотреть чудесный город, чьи двухмерные ракурсы Весна видела прежде лишь в книжках с картинками, да в мутном угловом мерцании телеэкрана… Москва не принесла ничего особо нового: оказалось, что каждый россиянин в глубине своей неплохо знает столицу. Измучившись, Весна примостилась на Пушке, в кармане слева от памятника, разложив на лавочке свои пожитки — кожаные и замшевые, полотняные и брезентовые мешки, сплошь расшитые цветами, и здесь, в самом сердце страны, болезнь снова настигла ее. С каждой минутой ей становилось все хуже: щеки ее горели, едкие капли ползли по ложбинке спины. Она нашла в своей походной аптечке — замшевом мешке с вышивкой «роза и крест» — аспирин, разжевала таблетку, запила водой из фляги… Сразу полегчало, но Весна поняла, что это не на самом деле, а по мнению: лекарство не могло подействовать так быстро. Она почувствовала себя несчастной: две тысячи километров пройти по пыльному лету, чтобы в двух шагах от цели путешествия — заболеть. Вспомнилась вся ее дорога, будто страшно ускоренная анимация с куколками — утром Радуга перекрестила ее у бензоколонки на окраине Тмутаракани и ей сразу повезло: остановила виновоз до Краснодара, где зашла на стрелку к местным хиппи и каждому вручила по розе. Вечером Весна уже гуляла по Ростову, на вокзале встретила знаменитого стопщика Кротова, который со своей командой держал путь в Индию, звал с собой, что было столь же заманчиво и волшебно, сколь не вязалось с ее великой тайной целью… Кротов отправился на юг, украшенный ее последними розами, а она, вместо того, чтобы стопить в сторону Воронежа, понеслась на Таганрог и Мариуполь, исполняя свою детскую мечту: обойти вокруг моря, на берегу которого родилась… Выйдя на симферопольскую трассу в Новоалексеевке, Весна пошла дальше по прямой, всюду собирая и разбрасывая свои цветы, мелким почерком записывая свои переживания стихах, и все было бы чудесно, если бы не тот ливень под Курском, если бы не тот подонок на вонючем КАМАЗе… Весна достала свою затрепанную, в Курском ливне разбухшую книжку, и принялась читать, горько всхлипывая между строк. Герой романа, вчерашний московский школьник Титикака Иванович Принципов, чьи родители, будучи помешаны на цивилизации древних инков, дали ему такое нетривиальное имя, был киллером, который проваливался в свои жертвы. Выслеживая их, как собака выслеживает дичь, часами высиживая в черных подворотнях, как птица высиживает яйца, Титикака медленно проникал в их сознание, просачивался, словно влага сквозь известковые плиты. К моменту уничтожения жертвы киллер настолько трансформировался в нее, что акция была равносильна самоубийству: Титикака мучительной умирал, переживая вместе с жертвой ее смерть. Прочитав несколько страниц, Весна успокоилась. Она захлопнула книгу и вгляделась в портрет автора. Пелевин был изображен в зеленой спортивной куртке, на фоне буйных зарослей травы. Серебристая стрекоза примостилась на краю капюшона. Существенным недостатком портрета было лишь то, что автора сфотографировали со спины. Вот всегда он так! То руками лицо закроет, то рот повязан шарфом, то зеркальные очки на пол-лица, так что вместо глаз видишь лишь собственное отражение… Весна не могла, как ни старалась, собрать этот пазл, и образ ее кумира ускользал в неопределенность… Жар прошел, словно кто-то выключил нагреватель, в чем также сказывается животворное действие любимых книг. Весна поняла, что все это было никакой не простудой от мерзкого ливня, а элементарной ломкой: тот кукнар, который они сварили из молодого мака в хлеву у Радуги, должен был дать свою ломку в понедельник, но был перебит травой, которой она разжилась у краснодарских хиппи, и догнал ее лишь спустя неделю, когда кончилась эта трава. Весна раскинула руки и сладко потянулась, подставив шершавому московскому ветру свою улыбку. И тут из подземки вынырнула разноцветная толпа хиппи, в мгновенье ока поглотив ее. 2 — Смотрите: Пелевин! — Где? — Да вот же, на лавочке. — Он гений, вроде вот его. — Может и похлеще. — У него тоже есть классные рецепты. Он специально на юг ездил. — Помнишь про траву забвенья? Это намек. — Да он вообще весь травяной, наш Пушкин. — Дашь почитать? — Я еще сама не кончила. — А ты кто? — Я — Весна. — Питерская? — Нет, Тмутараканская. — А я — Баян Ярославский.Сергей Саканский Только ты гонишь нет такого города. — Правильно. Я из Тамани. У нас на Тамани — раскопки. Город — Тмутаракань. Я только что с трассы. — Ты что ж — одна стопила? — Ну да. Собирались сначала с девчонкой моей, с одноклассницей, с Радугой, да она сдрейфила. — Маком двигаешься? — Я ничем не двигаюсь. Только на кишку. — Факнешься со мной? — Нет. У меня любовь. — С мальчиком или девочкой? — Это тайна. Но ты его знаешь. — Как же я его знаю, если это тайна? — Его многие знают. — Цивильный? — Он совсем недалеко здесь. — Пушкин, что ль? — Нет, но вроде него. — Негр? — Нет, нормальный. — Факнешься? — Нет. — Тогда бай-бай. Баян отвернулся, и она сразу осталась одна: вроде в толпе себе подобных, но — одна. Она машинально сжала бутылочку пива, которую кто-то ткнул ей в ладонь. Они все сидели в кармане: девчонки на лавочке, хлопцы — напротив, на корточках, и все были такие красивые, такие чистые… С первых же слов выяснилось, что есть еще одна, какая-то другая «Весна»… Когда они с Радугой придумали себе прозвища, то так радовались их точности и новизне: Радуга шила себе самые яркие, всецветные одежды, которые должны были издали привлекать внимание водителей, а Весна украшала себя цветами. Она представила, что эта другая, питерская «Весна», вот сейчас появится на Пушке, и все ее окружат, смеясь, — другую девушку, также в живых и вышитых цветах… Бутылочка прошла по кругу, кончилась. Баян обернулся и посмотрел на Весну, так пристально, будто разглядывал сквозь платье ее клетчатые трусы. — Башли есть? — спросил он. — Есть, вроде как… Все притихли. Весна извлекла из сумки один из своих мешков, кожаный, с изображением орхидеи, развернула, вытряхнула содержимое на протянутую ладонь. Два полтинника, два червонца и мелочь по паре: сто тридцать семь рублей. Этот жест вызвал естественный взрыв — все ринулись к Весне, целуя и тиская ее. Две девчонки, по виду сестры, с двух сторон залезли ей языками в уши, что очень не понравилось Весне. — Едем, оттянемся на Филевский парк, — сказал Баян Ярославский, щелкая деньгами о ладонь. — Давайте к Козлу на флэт: там оттянемся, — предложила одна из сестер. — Нет, у Козла команда. Лучше оттянемся прямо здесь! Когда принесли водку, Весна первой выпила полный стакан и вскоре поняла, что больше не хочет пить. — Я в дабл, — сказала она. — Сумку-то оставь, — сказал Баян. — Там тампакс, — сказала Весна. — Мы с тобой, — сказали сестры. Ее проводили в платный дабл. Весна задержалась у умывальника, через зеркало наблюдая, как сестры вошли в кабинки. Закинув сумку за плечо, Весна побежала без оглядки и остановилась только на платформе метро, разглядывая путеводную табличку. 3 Издательство «Вагриус» находилось в глубине двора за чугунной решеткой, в старинном особняке. Весна уже около часа сидела на лавочке, выкрашенной в странный розовый цвет, и глядела на двери, в которых изредка появлялись хорошо и плохо одетые люди. Каждый молодой мужчина вызывал в ней трепет, так как вполне мог оказаться тем, кого она искала. Среди прочих Весна подметила какого-то важного человека с хвостом, который подъехал на шикарной иномарке. Денежный мешок, сданный хиппи, был не последним, а заранее заготовленным для такого случая мешком. В сущности, Весна была неправдоподобно богатой. На ней были шикарные клетчатые трусы… Она действительно сначала хотела остаться в той компании, чтобы переночевать где-нибудь, помыться и привести себя в порядок, но лесбиянки всегда вызывали в ней омерзение и страх. В справочной у Курского вокзала ей сказали, что Пелевин Виктор Олегович не значится среди жителей Москвы. Одно из двух: либо звездные люди не регистрируются в общедоступной сети, либо Пелевин — это псевдоним. Идти в издательство в таком виде, с таким запахом и водкой внутри — не стоило, но обстановку Весна все же решила разведать. Она сидела на розовой лавочке, почитывала книгу и поглядывала по сторонам. Каждая жертва использовала определенное, только для нее характерное вещество, поэтому киллер, превращаясь в очередную жертву, всегда подсаживался на новый драг, что давало автору широкий простор для его неистовой фантазии. Выслеживая шоумэна Листьева, Титикака Принципов курил столь же грубо пробитый пахол, как и его герой. Тщательно готовя изысканный яд для банкира Кивилиди, он двигался по вене чистейшим героином. Поджидая в питерской подворотне депутата Старовойтову, Титикака сосал из горла водку «Абсолют». Человек с хвостом вышел, сел в машину и уехал, задумчиво глянув на Весну из-за темного стекла машины. Охранник выволок на крыльцо какую-то нескладную, бестолково машущую руками девушку и длинным пинком отправил ее прочь. Весна вернулась на вокзал, сторговалась с женщиной, сдающей жилье, и взяла койку — в старинном доме, украшенном поверху причудливыми лепными химерами. Соседями оказались три бабы из Ставрополья, почти землячки, торговки, не лесбиянки. Весна тщательно смыла с себя все две тысячи километров трасс, особенно, запах того гаденыша с его жирным КАМАЗом, осторожно выстирала свои клетчатые трусы и, притворяясь перед торговками, что ищет под кроватью закатившийся карандаш, разместила их сушиться, зацепив снизу за пружинку. Блаженно вытянувшись под легким прохладным одеялом, Весна раскрыла свою книжку и, перед тем как вырубиться без задних ног до утра, успела схватить несколько строк. — Ваше здоровье! — сказал Манин, смазанным локтевым движением опрокинул стакан, и презрительно скривил губы: — Фальшивая водка. Добрались даже до депутатского ларька. Старовойтова, сидевшая в машине спереди, с грустью оглянулась на юношу: — Это, мой друг, в первую очередь… А известно ли вам, почему люди желают здоровья, когда пьют? — Старинная традиция? — Допустим. А откуда она пошла? — Без понятия. — Вот всегда вы так, журналисты: без понятия. Дело-то в том, что количество спиртного в мире определенно и предопределено. Человечество в целом должно выпивать в год столько-то, и ни грамма меньше. Вот и получается, что алкоголики потребляют дозу непьющих людей. То есть, пьют буквально за здоровье кого-то, за кого-то, именно вместо него… Кажется, приехали. Манин выскочил из м

Другие статьи

Hosted by uCoz